Все-таки мир этот и все, что в нем - не зло. Ведь он создан Богом. Зло в нем есть, но оно - как грязь на поверхности. Соприкасаясь с миром нельзя не коснуться зла, но нельзя и не видеть истинной красоты созданного Богом. Собственно, именно в том, чтобы видеть и переживать великолепие этого Божьего дара - нашего мира, я и нахожу один из смыслов жизни мирянина. Монахи бегут от всего плотского и мирского к горнему, они пренебрегают меньшим даром в пользу большего - пребывания в Боге, но стоит ли и мирянам отвергать и презирать избранный ими добрый путь? Ведь все, что поносят монахи - брак, супружеская любовь, веселье - освящено Богом и нет в этом ничего дурного. И вместо однозначно негативного монашеского святоотеческого отношения к тому, что даровано нам Богом в этом мире, для мирян возможно и необходимо иное, переосмысляющее, благодарное отношение. Основой такого отношения, как мне думается, должно стать восприятие мира как Божьего дара и умение отделять зло, которым поражен мир, от Божьего замысла, воплощенного в мире, умение видеть и познавать совершенство Творца через совершенство творения. Монахи стремятся к непосредственному богопознанию, возможному только при удалении от всего дольнего, но и миряне вместе с опытом богообщения в молитве и Евхаристии могут быть причастны Богу созерцанием Его всегда - в отражении Его сущности в Его творении - мире и человеке. Так, познание мира - это тоже часть познания Бога, но христианское познание, как мне кажется, обязательно должно быть дополнено христианским же осмыслением, оно должно иметь благую направленность - познание не ради самого познания, но для нахождения глубинной красоты и мудрости, заложенных Богом. У мира и мирской жизни - своя метафизика, свои смыслы и своя красота, которые еще предстоит найти и раскрыть. В христианстве, на мой взгляд, очень не хватает святых отцов от мира, которые могли бы рассказать мирянам, как можно жить в мире по-христиански. Жить в полном смысле этого слова, то есть наполнять христианским содержанием каждое событие своей жизни и явление мира, видеть благость своего пути и проживать свой путь во всей полноте, вложенной Богом, а не пытаться превратить свою жизнь в какое-то жалкое подобие монашеской жизни, плача о низости избранного пути, как это советуют делать монашествующие святые отцы.

В святоотеческом наследии часто можно встретить слова о том, что монашеский путь, девство выше пути супружества. С одной стороны, такие слова кажутся незаслуженно принижающими брак, а с другой, заставляют задуматься: раз святые люди писали, значит, не гордыня в этих словах, и не хула. Попробуем понять, что же имелось в виду и что может скрываться за словом "выше".

Если одна сущность выше другой, значит, есть какая-то система отсчета, в которой определена высшая точка, относительно которой меряется высота. В христианстве, безусловно, мерой всего, конечной и высшей целью является Бог. Следовательно, "выше" - значит, ближе к Богу. Но ближе ли монахи к Богу? Я думаю, что нет. Близость к Богу определяется личной святостью, обоженностью человека, а не социальным положением. Значит, не такую высоту имели в виду святые отцы. Какие же еще системы отсчета приняты в христианстве, где существует понятие высоты? "Высота", "высокое" наводит на мысль о слове "горний". И действительно, согласно христианским представлениям, существует два мира - мир высший, горний, небесный, и мир земной, низший, материальный. Вот в такой системе представлений, пожалуй, слова о высоте монашеского пути обретают смысл и становятся очевидными и понятными. Монах старается свести до минимума свою связь с миром дольним, в том числе стремится умерщвить свою плоть, которая тоже есть часть этого мира: очень строго постится, мало спит, не имеет плотских контактов, очень ограниченно общается с другими людьми, недаром святые отцы называют монахов уподобившимися бестелесным ангелам. Выбравший же путь брака накрепко связан с земным в первую очередь через супружество: став единой плотью с другим, он берет на себя немощи, заботы, тяготы и страдания плоти своего супруга и детей, вдобавок к своим собственным. И таким образом, по отношению к миру дольнему, к людям, монах выше: он надо всем этим. Но какова же высота пути монашеского и пути супружеского в том, что касается горнего, небесного, божественного? Монах служит Богу, а выбравший брак служит людям - значит ли это, что монах ближе к божественному, чем состоящий в браке, что путь его ближе к Богу? Я думаю, что ответ ясен из слов Христа:

Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает. (Матф.18:5)

34 Тогда скажет Царь тем, которые по правую сторону Его: приидите, благословенные Отца Моего, наследуйте Царство, уготованное вам от создания мира:
35 ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня;
36 был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне.
37 Тогда праведники скажут Ему в ответ: Господи! когда мы видели Тебя алчущим, и накормили? или жаждущим, и напоили?
38 когда мы видели Тебя странником, и приняли? или нагим, и одели?
39 когда мы видели Тебя больным, или в темнице, и пришли к Тебе?
40 И Царь скажет им в ответ: истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне. (Матф.25)

Служение людям, каковым является брак, столь же благословенно Богом и столь же близко Богу (сделать что-то человеку - то же, что сделать Христу), как и служение Ему непосредственно, молитвами. Поэтому оба пути - и монашеский, и супружеский, есть добро и служение Богу. Их отношение друг к другу, как мне кажется, - не противоборство, а гармония и дополнение. То, чего не хватает в монашестве (забота о человеке, несение его немощей, продолжение человеческого рода), восполняет брак, а то, что невозможно в браке (постоянная молитва, отрешенность от земного, посвящение себя целиком Богу), возможно и совершается в монастырях.